Для чего мы, возлюбленные, собрались сегодня так усердно и, вместе, благоприлично? Ибо всех нас для одной цели призвали сюда воззванные от нас ко Христу братия. Потому собрались мы так охотно на песнопение Христу. Воздвигли нас оставившие нас плотию, побуждают нас к славословию на земле славословящие на небесах с Ангелами, составляют из нас лики преселенные к горним ликам, предлагают нам духовную трапезу насытившиеся райских утех, предлагают нам и вино умиления преисполненные тамошним утешением, возжигают у нас светильники просветившие сердца свои и отшедшие к неприступному Свету. Преподобных из среды нас взяли к себе преподобные пред Господом. И переселились от нас прекрасно шествовавшие к Богу. Оставили они нас сирыми и отошли в свое отечество; оставили тление и переселились в нетление; скрылись для мира и воссияли пред Христом; удалились с земли и вселились в горнем Иерусалиме; оставили блаженство этой жизни и достигли горнего блаженства; отринули суетные мятежи и пошли искать безмятежия; удалились от бурь и волнений мира и направили путь свой к тихой пристани; оставили примрачную тень жизни и востекли к Солнцу правды. И с нами еще находясь, не были они с нами, но умом предстояли Богу; пребывая еще на земле, имели жительство на небесах; живя во плоти, не были во плоти, потому что не имели здесь пребывающего града,- был у них один пренебесный град; не имели здесь своего отечества, но было у них одно горнее отечество; не имели здесь временного богатства, но было у них небесное богатство. Будучи странниками и пришельцами, как и все отцы их, чуждые миру и всему, что в мире, постоянно украшали они душу, горе взирая, о горнем помышляя, горняя мудрствуя, вожделевая тамошних красот, тамошних обителей и сеней, горних ликостояний, горних песнопений, тамошних празднеств, вечных благ, неисчерпаемых Божиих даров; к ним обращали они взор, к ним стремились, а потому и получили их; спешили, потому и вошли в отечество, в горний брачный чертог; текли, потому и достигли; постились, потому и веселятся; не оставались в нерадении, потому радуются; умудрились, потому что пренебрегли сею жизнию, отошли от нас, пошли прекрасным и благоугодным путем своим, отошли и переселились в страну святую и вечную, отошли внезапно и воспарили, как чистые нескверные голубицы, воспарили, как пустынные и невинные горлицы, воспарили от нас, как сладкоречивые ласточки. Отлучились от нашего стада, как чистые и святые агнцы; удалились из оград, и сетуют овцы; оставили наше гнездо, и вопием, как птенцы. Отлучился один член, и болезнуют прочие члены. Проливаем слезы, потому что лишились доброго вашего расположения; воздыхаем, потому что не видим лица вашего; рыдаем, потому что и мы отойдем скоро; болезнуем, потому что похищаемся так внезапно. Сетуем, как скоро приведем себе на память вашу добродетель; сетуем, как скоро обратим взоры и не видим любви вашей; плачем, потому что и бессловесные животные плачут при разлуке с своими единоплеменными; рыдаем, потому что и вол ревет, ища своего подъяремника, и ласточки вопиют, когда похищают у них птенцов, и всякая птица кричит, когда разлучают с ней брата. Если и полезно было сие для вас, то нам причинили вы горесть. Вожделенное вам для нас стало прискорбно.

Честна пред Господем смерть преподобных Его; но смерть грешников люта (Пс 115.6; Пс 33.22). Посему и сказал пророк: вскую боюся в день лют? Беззаконие пяты моея обыдет мя (Пс 48.6). Приидет день, братия, непременно приидет, и не минует нас, день, в который человек оставит все и всех и пойдет один, всеми оставленный, униженный, пристыженный, обнаженный, беспомощный, не имея ни заступника, ни сопутника, неготовый, безответный, если только день сей застигнет его в нерадении,- в день, в оньже не чает, и в час, в оньже не весть (Мф 24.50), тогда как он веселится, собирает сокровища, роскошествует, предается нерадению. Ибо внезапно приидет один час, и всему конец; небольшая горячка, и все обратится в тщету и суету; одна глубокая, мрачная и болезненная ночь, и человек пойдет, как подсудимый, куда поведут поемлющие его. Много тогда тебе, человек, нужно будет путеуказателей, много помощников, много молитв, много содейственников в этот час разлучения души. Велик тогда страх, велик трепет, великое таинство, велик переворот для тела при переходе в тамошний мир. Ибо если и на земле, переходя из одной страны в другую, имеем нужду в каких-нибудь путеуказателях и руководителях, то кольми паче будут они нужны, когда переходим в беспредельность века, откуда никто не возвращался? Еще повторяю: много нужно тебе помощников в оный час. Наш этот час, а не иной какой; наш путь, наш час, и час страшный; наш это мост, и нет по оному прохода; это общий для всех конец, общий и для всех страшный; трудная стезя, по которой должны проходить все; путь узкий и тесный, но все на оный вступим; это горькая и страшная чаша, но все испием ее, а не иную; велико и сокровенно таинство смерти, и никто не может объяснить оного. Страшно и ужасно, что тогда испытывает на себе душа; но никто из нас не знает сего, кроме тех одних, которые предварили нас там, кроме тех одних, которые изведали сие на опыте.

Не видишь ли на кончающихся и борющихся со смертию братиях, когда сидим при них, сколько бывает тогда страшного? В каком они стеснении, в каком смятении? Не видишь ли, как воздыхают? Не видывал ли, как покрываются холодным и горьким потом, подобно жнецам на ниве? Как обращают очи туда и сюда? Как иные скрежещут зубами? Как в смятении поражаются ужасом? Как многие рвут на себе волосы? Как вскакивают с одра и хотят бежать, но не могут; видят, чего никогда не видали, слышат от Властей, чего никогда не слыхали, терпят, чего никогда не терпели; ищут избавителя, и нет спасающего; ищут спутника, и никто не сопутствует; ищут утешителя, и никто на сие не осмеливается? Тогда, смотря на них, и мы трепещем, плачем и, держа их руки, лобызая, обливаем слезами, стираем пот с лица их, протираем водою палимый жаром язык, прикладываем ухо свое, чтобы расслышать с нуждою выговариваемые слова, потом спрашиваем, говоря: "Как теперь чувствуешь себя? Не бойся: Бог человеколюбив". Так говорим им, и сами обливаем грудь слезами; сердце горит в нас, когда произносим это. Тогда нет в нас лукавой любви, нет попечения об имении, нет заботы о яствах; но видим пред собою великое и страшное таинство смерти и трепещем, киваем головами своими, принимаем печальный вид, сами себя оплакиваем и с горестию повторяем: "Увы! увы!" Когда отходящий, прощаясь со всеми нами и всех приветствуя, говорит: "Прощайте, прощайте, братия, прощайте, добрые братия; встаньте и прилежно помолитесь о мне в час сей. В дальний путь иду я теперь,- в путь, которым еще не ходил, в новую для меня страну, из которой никто не возвращался, в землю темную, где не знаю, что встретит меня, в глубокий ад, откуда никому не было возврата. Прощайте, прощайте, братия мои возлюбленные, у меня нет уже брата. Прощайте, друзья; я уже не друг вам, а чужой. Прощайте, друзья; прощай, прекрасный сонм, для меня уже не сонм ликующих, но сонм плачущих. Простите, ближние мои, простите, простите. Еще недолго, и вы, наконец, приходите туда же, приходите скорей, настигайте нас; ожидаем вас там; ожидаем, что вы придете к нам. А мы уже к вам не придем, не увидимся с вами в этой жизни. Что узнали, то и знаем; что сделали, то и получим. Вот отхожу я и не возвращусь уже к вам. Если сделал теперь что доброе, то приобрел это. Если что предпослал туда, оно и встретит меня. А если что при себе сберег, то какая мне в том польза? Если кого помиловал, то и в этот час буду помилован. Если защитил кого, то и себе найду теперь защиту. Если спас кого, то предварит он меня в этот час; потому что тесен для меня и тяжел настоящий час исхода души моей. Более всякого другого часа тесен и мучителен для меня настоящий час, потому что поемлюсь я неготовый; мрачна для меня настоящая ночь, потому что посечен я, как сухое и бесплодное дерево. Тяжел для меня настоящий путь, потому что нет у меня доброго напутствия. Но вы пролейте о мне горькие слезы и помогите мне, будьте милосерды, помогите мне, окажите сострадательность, помолитесь о мне, чтобы там найти мне помилование. Не требую многого, потому что согрешил много. На что вам, братия, зажигать для меня свечи? Не возжег я светильника души моей. На что облекать меня в светлые одежды? Не имею на себе светлого одеяния. На что омывать тело мое водою? Не проливал я слез, как воды. Для чего положите меня в гробах с преподобными, которых ни жизни, ни нравов не показал я в себе? Как обманывал я сам себя! Как издевался сам над собою, говоря: "Молод еще я, наслаждусь пока жизнию, вкушу удовольствий мира, дам душе утешиться жизнию, а впоследствии покаюсь. Бог человеколюбив, и, без сомнения, простит мне". Так рассуждая каждый день, худо иждивал я жизнь свою. Меня учили, и я не внимал; делали мне наставления, а я смеялся; слушал Писание, и кончаю жизнь, как не слыхавший, слышал о суде, и издевался; слышал о смерти, и жил, как бессмертный, небрег о ней, как вечный; и вот поемлюсь теперь неготовый, и нет у меня помощника; вот застигнут непокаявшимся, и нет у меня избавляющего; вот обращаюсь с мольбами, и никто меня не слушает, вот подвергаюсь осуждению, и нет у меня спасающего. Сколько раз решался сам в себе покаяться, и опять делал худшее? Сколько раз припадал к Богу, и опять отступал от Него? Сколько раз миловал Он меня, и снова я преогорчал Его? И вот иду теперь в бедственном состоянии. Сколько дал Он мне прекрасного, и сколько сделал я худого?

Так часто кончающийся беседует с нами, предстоящими, и внезапно язык связывается, глаза изменяются, ум превращается, уста умолкают, голос прерывается.

Когда приближаются Владычние Силы, когда приходят страшные воинства, когда Божественные изъятели (εκσπηλευται) повелевают душе переселиться из тела, когда, увлекая нас силою, отводят в неминуемое судилище,- тогда, увидев их, бедный человек, хотя бы то был царь, или властелин, или мучитель, или миродержец, весь приходит в колебание, как от землетрясения, весь трепещет, как лист, колеблемый ветром, бьется, как воробей в руках у ловца, весь оцепеневает и изумевает, видя страшные Силы, видя новые для себя и величественные зраки, видя страшные образы, видя грозные и суровые лица, видя чин вещей, какого не видал прежде, и сам в себе размышляет и говорит: "Благословен Единый бессмертный, Единый вечный Царь! Что значит в сравнении с этим земное царство? Что человеческое, временное начальство? Что наша суетная и бесчеловечная власть? Вот истинно небесные воинства, вот вечная власть Властей, вот страшные зраки Единого страшного, вот мощные служители Единого всемогущего, вот властелины Единого Властителя, вот сильные сильного Бога, вот страшные и ужасные зраки!"

Все это видит тогда один, поемлемый от нас, и на нас уже не обращает внимания, но, приводимый в оцепенение призывающими его Силами, изумевает. Иногда же творит сам в себе молитвы шепотом, сколько позволяет язык. Из речей его и из положений, им принимаемых, мы, предстоящие, нередко слышим и заключаем то, что увидел он Владычние Силы, и все в трепете ужасаемся и подаем друг другу знаки, говоря: "Безмолвствуйте и не тревожьте больше лежащего, прекратите шум, молчите, не говорите с ним больше, не делайте восклицаний, чтобы не смущать и не приводить его в смятение. Молитесь, чтобы с миром отошла душа его, просите, чтобы дано ему было место упокоения; припадите с молением, чтобы иметь ему человеколюбивых Ангелов; припадите с молением, чтобы обрести ему Судию снисходительным; воскурите благоухание, потому что видит он ангельское явление; молитесь, потому что в великом он теперь борении. Наблюдайте сами над этим и молитесь. Смотрите внимательно и не забывайте сего таинства; напрягайте взоры и сами позаботьтесь о часе сем".

Что такое человек? Ничто. Что такое человек? Червь. Что такое человек? Пепел. Что такое человек? Сонное видение. Что такое человек? Тень. Вот отжил свой век; вот не стало его; вот он недвижим, бездыханен, безмолвен; вот скончался; этот великий и неодолимый лев, мучитель, могущественный, высокий, страшный для всех властелин, лежит, и стал кроток, как овца. Он оставил нас; явился и исчез, родился и как будто не рождался; над многими высился, и как будто не бывало его! Повелитель сам внимает теперь повелениям; налагавший узы связывается; и вот должен идти, куда поведут поемлющие его. В этот день, как скоро придут Божественные изъятели, появ душу, восходят по воздуху, где стоят начальства и власти и миродержители противных сил. Это - злые наши обвинители, страшные мытники (τελωναι), описчики (λογουεται), данщики (φορολογοι); они встречают на пути, описывают, осматривают и вычисляют грехи и рукописания сего человека, грехи юности и старости, вольные и невольные, совершенные делом, словом, помышлением. Великий там страх, великий трепет бедной душе, неописуема нужда, какую потерпит тогда от неисчетного множества тьмами окружающих ее врагов, клевещущих на нее, чтобы не дать ей взойти на небо, поселиться во свете живых, вступить в страну жизни.

Но святые Ангелы, взяв душу, отводят ее. Тогда мы, погребая мертвое тело и как стороннее и чужое из собственного дома вынося в могилу, видим другое великое и страшное таинство, усматривая, что малые и великие, цари и простолюдины, мучители и рабы - все стали один прах, одна персть, один пепел, одно зловоние, одна гнилость, один червь. Каков эфиоп, таков же и благообразный некогда; каков юноша, таков же и согнивший старец; каков расслабленный, таков же неодолимый и крепкий; все стали, чем были вначале, одною перстию, по сказанному Им: земля еси, и в землю отъидеши (Быт 3.19). Ты земля, и опять будешь перстию. И мы нередко, видя лежащих в могиле уже истлевшими, указываем друг другу, подавая знаки перстом и говоря: "Смотри, это такой-то, вот это - мучитель, а этот - такой-то воин, и этот - такой-то царь, а это - потомок такого-то; вот дочь такого-то, а это - величавшаяся некогда юностию, а это - пышный прежде юноша". Так часто, воздыхая, говорим мы на могилах и проливаем слезы, видя, что не различишь там никакой юности, видя великое и страшное таинство; видя, что всякий возраст там изглажден; видя, что всякое приятное око там угашено; видя, что всякий борзый язык там безмолвствует; видя, что всякие сладкоречивые уста там запечатлены; видя, что всякая красота зубов там рассыпалась. Смотря на сие, будем умолять человеколюбивого Бога, чтобы сподобиться нам от Него помилования. Ему подобает держава во веки веков!

Аминь.